– Эй, ты, уснула, что ли?! Я сейчас дверь вышибу! – послышался разъяренный мужской голос за дверью. – Считаю до трех. Раз… Два…

– Подождите. Все в порядке.

Открыв дверь, я окинула мужчину усталым взглядом и еле слышно произнесла:

– Не стоит так нервничать и кричать. Я очень плохо себя чувствую. Мне нужно принять холодный душ.

Мужчина посмотрел на мои мокрые волосы и рассмеялся.

– А может, тебе еще ванну с пенкой набрать и спинку потереть? Может, у меня лучше получится, чем у француза?

– Я говорю вполне серьезно.

– Да и я не шучу.

– Мне действительно плохо. Я просто сейчас умру. У меня нехватка свежего воздуха. Меня нужно вывести на улицу.

– Что?

– Я говорю, что меня нужно вывести на улицу. Я задыхаюсь. Тут очень душно.

– Ну, пойдем, подышим.

Мужчина толкнул меня вперед себя и повел к выходу. Тишина в доме говорила о том, что, кроме этого чересчур пьяного типа, дом был пуст. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить, но у меня не было никаких доказательств. Я до последнего верила в то, что меня выведут на крыльцо и у меня будет хоть какая-то возможность рассмотреть местность, но вместо этого мужчина толкнул меня в ближайшую комнату и открыл окно с массивной решеткой.

– Садись на подоконник и дыши, – скомандовал он.

Из этого окна был точно такой же вид, как и из окна комнаты, в которой держали меня с Жаном. Лес. Высокий каменный забор, и больше ничего. За этим забором ничего не было видно. Подсознательно я ощущала, что дом находится где-то в деревне, а быть может, даже и на отшибе в лесу, но мне хотелось знать, есть ли рядом с домом соседние дома и хотя бы приблизительно в каком направлении мы находимся.

– Ты что не дышишь-то? – Мужчина подошел к журнальному столику и, не выпуская пистолета из рук, налил себе полную рюмку джина. – Выпить хочешь?

– Нет.

– А я бы на твоем месте выпил для храбрости. Глядишь, выпьешь и меня перестанешь бояться.

Посмотрев на бутылку джина, я вдруг подумала о том, что бокал джина с тоником действительно поможет мне снять нервное напряжение, и в знак согласия кивнула головой.

– Ну что, согласна, что ли?

– Наливай, но только разбавь его тоником.

– Вот это другой разговор. – Мужчина расплылся в улыбке и даже не подумал скрыть свою радость. Это натолкнуло меня на мысль, что он в доме один и именно поэтому ему так необходим собутыльник, с которым он бы мог посидеть, выпить и поговорить на различные темы. – А ты говорила, что тебе воздух нужен. Да не воздух тебе нужен, а рюмку шлепнуть. Тогда и чувствовать будешь себя полегче. Зачем тебе тоник-то? Так приложись!

– Я так не могу. Мне нужна не рюмка, а бокал с тоником.

– Как знаешь. Я хотел, чтобы тебя больше вставило.

Указав на лежащие на столике наручники, мужчина почесал нос:

– Сейчас с собой возьму.

– Зачем? – испуганно спросила я.

– Пристегну твоего француза к батарее.

– Зачем? – вновь повторила я свой вопрос, потому что в моей голове не было ничего другого.

– Чтобы не сбежал никуда.

– Да куда там сбежишь? На окне решетка, на двери засов. Человек и так весь избит. Кровью истекает. Его не приковать нужно, а оказать медицинскую помощь.

– Я сам знаю, что ему нужно. Или наручники, или на цепь. Уж больно глаза у него хитрые. Если сбежит, то с ним мороки не оберешься, – грубо заметил пьяный мужчина и ткнул пистолет в лежащую рядом с наручниками цепь.

– Послушай, как тебя зовут? – обратилась я к малоприятному типу без лишних фамильярностей, прямо на «ты».

– Леня.

– Леня, будь благоразумным. Нельзя еле живого и избитого человека на цепь сажать. Не по-людски это. Пусть хоть на кровати лежит. Он же от боли стонет.

– Ни хрена с ним не будет, – стоял на своем Леня. – Он же не французская барышня, а мужик. Пусть не наш мужик, а импортный. Но все же мужик. В меня когда две пули всадили, я несколько часов по полю полз и сам на дорогу выполз. И ничего, выжил. И даже когда мне одну пулю без всякого наркоза мой братан доставал, я вытерпел. Ни обезболивающего тебе, ни наркоза. Только спирта дали выпить. Вот тебе и весь наркоз. Ежели он мужик, так пусть терпит. Ведь он же из-за любви пострадал. Из-за нашей женщины. Пусть знает, что с нашими женщинами лучше в отношения не вступать, а то потом проблем не оберешься. Пусть со своими француженками занимается французской любовью. А наших баб мять не надо. Мы наших баб сами помнем. Ладно, давай лучше выпьем.

– За что? – Я посмотрела на свой бокал и хотела было сказать «За освобождение», но не решилась и произнесла банальное «За удачу».

И все же мой тост приглянулся чересчур пьяному Леониду, и он понимающе закивал головой.

– Да, точно. Удача в нашем деле просто необходима.

Выпив бокал джина с тоником до самого дна, я ощутила приятное жжение и вновь посмотрела в окно, делая вид, что усиленно дышу свежим воздухом.

– А тебя Томой зовут?

– Тома.

– Не повезло тебе, Тома.

– Почему?

– В крайне неприятную ситуацию ты попала.

– И как мне из нее выйти? – Я задала вопрос как можно более осторожным голосом, чтобы не разбудить в пьяном мужчине дикого зверя.

– Бабки отдать, – совершенно спокойно ответил он.

– Какие бабки?

– Драгоценности.

– Ах, драгоценности…

– Конечно, тебе нужно отдать драгоценности, а француз пусть выплатит требуемые с него баксы – и вы свободны, как голуби в полете. Он в крупной компании работает, занимает хороший пост. Так что он не пособие по безработице имеет, а получает вполне приличные деньги. Человеческая жизнь дороже. Зато останется жив, а эти деньги со временем отобьет.

– А где гарантии?

– Какие гарантии?

– Гарантии того, что он останется жив.

– Да сейчас государство не дает никаких гарантий, а ты хочешь, чтобы гарантии давали казанские бандиты.

– Теперь хотя бы понятно, у кого мы в гостях. У казанских бандитов.

Мужчина сразу понял, что сказал лишнее, и сразу стал переубеждать меня в обратном.

– Да это я так просто сказал. Никакие мы не бандиты, а очень даже простые и хорошие ребята. Бандиты те, кто грабит, убивает, чинит беспредел и мешает жить мирным людям.

– А вы, значит, мирным людям жить не мешаете?

– Нет. Если только эти люди живут по понятиям и никаких законов не нарушают.

– А я и Жан какой закон нарушили? Можно поинтересоваться?

– Да что тебе говорить?! Ты и сама все знаешь.

– А вот и не знаю.

– Твоя бабка деда Влада нагрела. Говорят, эта старуха гипнозом обладала. Вот она под гипнозом эту баночку-то и утащила.

– И ты считаешь, что я должна отвечать за ее поступки? Ты считаешь, что это нормально?

– Вполне. А больше за ее грехи ответить-то некому. Когда наши старики умирают, их наследством пользуются дети и внуки. Поэтому наследство с них спрашивать надо. Тем более что это наследство приобретено самым что ни на есть хамским способом. Бабка твоя не колдунья, а мошенница была.

– А Жан в чем провинился, что вы с ним так поступаете?

– Я уже тебе, по-моему, внятно сказал. Он наших теток топчет и никому не отстегивает. Иным языком, налоги в казну не платит. Вот сейчас он нормально в казну отвалит – и пусть хоть каждый день с тобой кувыркается. Мы с него не выкуп за похищение требуем, а хотим только одного: чтобы он уплатил налоги. Как говорят у нас в народе, уплати налоги и спи спокойно. – Мужчина засмеялся крайне противным и пьяным смехом, а я почувствовала себя так, как будто только что мне дали капитальную пощечину.

– Какие налоги?! Ты о чем говоришь?!

– О том, что он работает на нашей территории, а платить никому не хочет.

– На какой территории?! Еще скажи, что я проститутка, а ты моя «крыша»! Ты хоть сам думаешь, о чем говоришь?! Я свободный, ни от кого не зависящий человек, и я могу любить кого хочу и сколько хочу. Мы любим друг друга, и наши отношения никого не касаются, кроме нас двоих. Ты понимаешь, что двое могут друг друга любить? Чувствовал ли ты когда-нибудь это, про это я даже не спрашиваю. Я только спрашиваю: слышал ли ты про это? Я понимаю, что в твоем лексиконе не может быть слово «любовь», так хотя бы скажи мне о том, слышал ли ты его когда-нибудь или нет!